"Она лежала у моста. Хотели немцы Ее унизить. Но была та нагота, Как древней статуи простое совершенство, Как целомудренной природы красота. Ее прикрыли, понесли. И мостик шаткий Как будто трепетал под ношей дорогой. Бойцы остановились, молча сняли шапки, И каждый понимал, что он теперь - другой: На запад шел судья. Была зима, как милость, Снега в огне и ненависти немота. Судьба Германии в тот мутный день решилась Над мертвой девушкой у шаткого моста".
Илья Эренбург. "Правда", 4 декабря 1942 года.
"Помнишь, господин, ты спросил Айшу, как он режет ножиком? Айша прибежал. Немец, два, пять, десять, много немцев, он всем головы отрезал. Потом француз поймал пять немцев и не знал, что с ними делать, глупый француз, он говорит Айше: "Веди их к генералу". Айша не дурак. Добрый капрал учил Айшу - немец враг, немца надо убить. Айша зарезал всех".
И. Эренбург "Необычные похождения Хулио Хуренито".
"В такой обыкновенный день - Июльский голубой - Вели толпу из деревень Фашисты на убой.
Безмолвен был последний путь. Но вот в одном ряду Отстала женщина - и грудь Достала на ходу. Не отрывая скорбных глаз От сына своего, Кормила мать последний раз Родное существо. В толпе, - как ветер прошуршал, - Пронесся тихий плач, И что-то хрипло прокричал По-своему палач. И зашагал народ быстрей По смертному пути… За кровь детей и матерей Убийцам отомсти!".
С. Маршак. "Правда", 31 июля 1942 года.
Чип ненависти в души наши вшили,
да так, что обесмыслили "чрезмерность"...
Евреи творчески зверей в стране взрастили:
Иван да Марьям узаконили пещерность...
"Уже промчались многие недели, Но этот день никто забыть не мог... Здесь даже сосны с горя поседели, Здесь даже камни плачут у дорог. Как позабыть, когда пылали хаты, Когда качались мертвецы в петле, Когда валялись малые ребята. Штыками пригвожденные к земле.
Как позабыть, когда слепого деда В зверином исступлении своем К двум танкам привязали людоеды И разорвали надвое живьем. Забыть нельзя. И мы не позабыли, Убийцам не простили ничего. И пусть нам трубы сбора не трубили, - На сбор пришли мы все до одного.
Мы собирались под столетним дубом - У стариков совета попросить. И те сказали: племя душегубов Земля не может на себе носить. И под родным, под белорусским небом Мы поклялись за мертвых и живых И в ту же ночь в стальную книгу гнева Огнем вписали вражьих часовых. С тех пор злодеев полегло немало, - Навек нашли убежище свое. Повсюду гибель их подстерегала, Хотя они не видели ее. Она ждала их в поле и в дубраве, Глядела из-за каждого куста, Она рвала мосты на переправе И под откос пускала поезда. Она косила псов из пулемета, И сколько их покошено - сочти! Она вела их в топкие болота, Откуда нет обратного пути. Она их на ночь в хату приводила. Поила водкой, клала на кровать. Когда же солнце поутру всходило, С кровати было некому вставать. Мы поклялись: и в летний зной, и в стужу Им не давать покоя ни на миг; Мы поклялись - не складывать оружья, Пока сражается хотя один из них. И мы своей не уронили чести, Не позабыли славы боевой, - И днем, и ночью древо нашей мести Над вражеской бушует головой".
М.Исаковский. "Литература и искусство", 1 мая 1942 года.
"Я видел сам... Но нет, не верю, Не верю собственным глазам, Чтоб то, что я увидел сам,
Свершили люди, а не звери! Не верю, нет! Но тише, тише... Я видел сам... Я видел их -
Невинных, мертвых и нагих, Штыками проткнутых детишек! И, как слепой, руками шаря, Не веря собственным глазам - Их матерей в костре пожара, Товарищи, я видел сам! Тяжелый сон? Ну нет, едва ли, Приснятся нам такие сны! … Пилотки сняв, потрясены, Безмолвно мы вокруг стояли. Стояли мы, застыв на месте... И, как взлетали к небесам Слова о беспощадной мести, Товарищи, я слышал сам!"
Иосиф Уткин. "Литература и искусство", 18 апреля 1942 года.
"Ты боль свою, как славу, гордо нес, Как саблю, выхваченную из ножен, Твой сон слезами мы не потревожим, Мы честью поклялись красноармейских звезд У праха твоего, - где б ни лежал твой прах, Каким песком его б ни заносило время: Оружье грозное не спрячется в ножнах, Пока твоих убийц вовек не сгинет семя, Убийц, что боль твою делили меж собой,
Как платье, - жадными царапали когтями. Найдется ли клочок на всей земле большой, Что не обрушится на них горящими камнями? Ты был от мук своих отчизной отделен, Ты с Родиной в груди и миг последний прожил, Пред сворой палачей стоял ты обнажен, Презрением дыша в их мерзостные рожи. Привязан к дереву, как Прометей к скале, Стоял ты, взорами грядущее читая, Но не орел клевал тебя в полночной мгле, А черных воронов тебя когтила стая. Набросились костры на твой последний шаг, - Пред пыткою такой померкнут пытки ада,
Но голос Родины звенел в твоих ушах, Но ты не зарыдал, ты не молил пощады! Рыдали за тебя и ветер, и леса, Текли, как воины, отряды рек ревучих, Из недр высоких гор гудели голоса, И солнце спряталось в густых, ненастных тучах. Сияньем солнечным клянется вся земля, Клянется Родина, могуча и едина, Клянется битвою последнею своей Боец, принявший смерть с презреньем небывалым Что будет мрак твоих проколотых очей
Могильной пропастью фашистским каннибалам. Клянется Родина, суровая в борьбе, Слезами матери, тоскующей о сыне. Пусть кровью звезд, что выжгли на тебе, Исходит хищная Германия отныне. Мы нашу боль должны достойно перенесть, Но сталью мы сверкнем, мы пламенем взметнемся! Великой будет месть и грозной будет месть, - Красноармеец! Мы не плачем, мы клянемся!
Перец Маркиш. "Правда", 21 марта 1942 года.
"Ее допрашивал четвертый день подряд Фашистский офицер, увешанный крестами. Ей руки за спину выкручивал солдат, Ее хлестала плеть, ее гноили в яме. Но был упрямо сжат иссохший тонкий рот. И только иногда страданья человечьи Невольно выдавал руки слепой полет, Глубокий тихий вздох да вздрогнувшие плечи. Угрюмый офицер сказал, что больше нет Терпенья у него, что это лишь начало Таких жестоких мук, каких не видел свет... Но желтая, как воск, она в ответ молчала. Угрюмый офицер схватил ее ладонь, Склонился, хохоча, в насмешливом поклоне. И вдруг, сигару взяв, прижал ее огонь К бессильной, но тугой девической ладони. Он знал, что режет нож. Он знал, что пламя жжет. Он взял сюда огонь и острие металла. Но был все так же сжат иссохший тонкий рот... Выплевывая кровь, она в ответ молчала. Она полумертва. Вокруг нее лежат Железные тиски... щипцы... оковы...
Но как же он смешон, весь этот жалкий ад. Бессильный вырвать стон, бессильный вырвать слово! Она полумертва, но кажется стальной. Проклятье! Жуткий страх готов рвануться криком... И он застыл, как вор, растерянный, смешной, Стоящий пред судьей суровым и великим. Не в силах отвести дрожащий свет свечи От глаз ей больших, прожегших тьму подвала, Фашистский офицер присел на кирпичи И, в бешенстве дрожа, проговорил устало:
- Все ясно до конца! И ты сейчас умрешь. Я сам тебя убью. Но повторяю снова, Что прежде, чем поднять вот этот острый нож, Я требую: скажи одно хотя бы слово. Сияньем осветив подвальный черный свод, Огромные глаза, как солнце, заблистали, И, в первый раз открыв иссохший тонкий рот. Всей силою души она сказала: - Сталин!".
Александр Безыменский. "Комсомольская правда", 11 июля 1941 года.
Мужчина, женщина, патриций иль плебей,
живущие сейчас или частицы мумий...
"Свободомыслие" для многих из людей -
свобода от мыслЕй, от мыслей и раздумий.
(почему эта картинка? Потому что на ней наглая (чтобы не сказать грубее), ложь. Со знаменем никогда в атаку не ходили. Причины "неходки" настолько очевидны, что не стоит их и перечислять).
"Она погибла, как играла, С улыбкой детской на лице. И только ниточка кораллов Напоминала о конце. Подходит ночь. Я вижу немца, Как молча он ее пытал. Как он хозяйским полотенцем Большие руки вытирал. И вижу я в часы ночные, Когда смолкают голоса, Его холодные, пустые, Его стеклянные глаза. Как он пошел за нею следом, Как он задвижку повернул, Как он спокойно пообедал, И как спокойно он уснул. И ходит он, дома обходит, Убьет, покурит и уснет, Жене напишет о погоде, Гостинцы дочери пошлет. И равнодушные, сухие, Его глаза еще глядят. И до утра не спит Россия, И до утра бойцы не спят, И жадно вглядываясь в темень, Они ведут свой счет обид, И не один уж мертвый немец В земле окаменелой спит. Но говорят бойцы друг другу, Что немец тот - еще живой, С крестом тяжелым за заслугу, С тяжелой тусклой головой, В пустой избе, над ржавым тазом Он руки вытянул свои И равнодушно рыбьим глазом Глядит на девушку в крови. Глаза стеклянные, пустые Не выражают ничего. И кажется, что вся Россия В ночном дозоре ждет его".
Илья Эренбург. "Красная звезда", 28 ноября 1942 года.
"Изнасилованную и убитую девочку немцы выбросили на помойку. Заметив детей, собиравших в поле цветы, немецкий летчик расстрелял их на бреющем полете". (По материалам Информбюро).
"Я видел девочку убитую. Цветы стояли у стола. С глазами, навсегда закрытыми, Казалось, девочка спала. И сон ее, казалось, - тонок. И вся она - напряжена, Как будто что-то ждал ребенок... Спроси: чего ждала она? Она ждала, товарищ, вести, Тобою вырванной в бою, О страшной, беспощадной мести За смерть невинную свою!".
Иосиф Уткин. «Известия», 14 августа 1941 года.
("лагерьсмертиновских" детей ведут в крематорий).
(а этих детей заводят в лабораторию доктора Менгеле и они показывают, что руки у них чистые, вымытые, потому что немецким солдатам нужна качественная кровь).
А что касается поэзии в частности и искусства вообще, то мне больше по душе то, где знаки вопросительные превалируют над знаками восклицательными. Восклицательный знак есть перст указующий, а вопросительный - крючок, вытаскивающий ответы из вашей головы. Искусство должно будить мысли, а не убаюкивать их.
Борис Васильев "Завтра была война"
Не только чудовищная ложь сопровождала Великую войну, ее сопровождала еще и чудовищная правда - родная дочь чудовищной лжи.
"...Мусор, узлы в придорожной пыли,-
Освободители город прошли.
Город пустынен, разграблен, но цел,
Жителей редких печален удел...
Улица Гёринга, дом двадцать два,
Стон услыхав, я метнулся в подвал.
Сдавленный хрип на кровати в углу,
Девочки труп на холодном полу,
Тело истерзанной куклой лежит,
Лоб беспощадным прикладом пробит...
Сколько их было, тех, кто зверел,-
Есть ли жестокости мира предел?
Где ты, гуманность, где совесть и честь,-
Всем управляет свирепая месть.
"Освободители" - хуже зверей,
Бесчеловечен девиз дикарей:
"Око за око, кровью - за кровь!
В пепел и грязь мы затопчем любовь.
Девушек чести насильно лишим,
Женщин в безжизненный хлам превратим,
Перешагнём через ваши тела -
Горе вам, немцы, - наша взяла!"
... Женский, смертельно измученный взгляд
молит: "Лиши меня жизни, солдат."
А. Солженицын.
"Бывают агонии, преисполненные величия. Германия погибает жалко - ни пафоса, ни достоинства.
Вспомним пышные парады, берлинский "Спортпалас", где столь часто Адольф Гитлер рычал: он завоюет мир. Где он теперь? В какой щели? Он привел Германию к бездне и теперь предпочитает не показываться. Его помощники озабочены одним: как спасти свою шкуру. Американцы нашли золотой запас Германии, брошенный удиравшими бандитами. Что же, немки теряют краденые шубы и ложки, а правители рейха теряют тонны золота. И все бегут, все мечутся, все топчут друг друга, пытаясь пробраться к швейцарской границе. Наши союзники могут посмеяться над этими словами: за один день почти без боев они взяли сорок тысяч немцев. Корреспонденты рассказывают, что американцы в своем продвижении на восток встречают одно препятствие: толпы пленных, которые забивают все дороги. Завидев американцев, немцы воистину с фанатическим упорством сдаются в плен. Пленные движутся без конвоя, и часовые возле лагерей поставлены не для того, чтобы помешать пленным убежать, а затем, чтобы сдающиеся фрицы, врываясь в лагеря, не раздавили бы друг друга.
Гитлеровцы убили у нас не одного, а миллионы невинных евреев. И нашлись люди на Западе, которые упрекают наши сухие, скромные отчеты в "преувеличении". Я хотел бы, чтобы до конца их дней зарубежным умиротворителям снились бы дети в наших ярах, полуживые, с раздробленными телами, зовущие перед смертью своих матерей".
И. Эренбург
"Горе нашей Родины, горе всех сирот, наше горе - ты с нами в эти дни побед, ты раздуваешь огонь непримиримости, ты будишь совесть спящих, ты кидаешь тень, тень изуродованной березы, тень виселицы, тень плачущей матери на весну мира..."
И. Эренбург
"Но если цифры потеряли власть над сердцами, спросите четырех танкистов, почему они торопятся в Берлин. Лейтенант Вдовиченко расскажет, как немцы в селе Петровка нашли его фотографию; они пытали сестру лейтенанта Аню каленым железом - "где русский офицер?", потом привязали крохотную Аллочку к двум дубочкам и разорвали ребенка на две части, мать должна была глядеть. Сержант Целовальников ответит, что немцы в Краснодаре удушили отца, мать, сестер. Все родные сержанта Шандлера были сожжены немцами в Велиже. Семья старшины Смирнова погибла в Пушкине во время оккупации. Это судьба четырех танкистов, которые вместе воюют. Таких миллионы. Вот почему немцы так страшатся нас...".
И. Эренбург
"Не люблю в Эренбурге камней, хоть меня вы камнями побейте. Он, всех маршалов наших умней, нас привел в сорок пятом к победе. Танк назвали «Илья Эренбург». На броне эти буквы блистали. Танк форсировал Днепр или Буг, но в бинокль наблюдал за ним Сталин. Не пускали, газету прочтя, Эренбурга на самокрутки, и чернейшая зависть вождя чуть подымливала из трубки".
Евгений Евтушенко
Если ты не можешь убить немца пулей, убей немца штыком. Если на твоем участке затишье, если ты ждешь боя, убей немца до боя. Если ты оставишь немца жить, немец повесит русского человека и опозорит русскую женщину. Если ты убил одного немца, убей другого - нет для нас ничего веселее немецких трупов. Не считай дней. Не считай верст. Считай одно: убитых тобою немцев.Убей немца! - это просит старуха-мать. Убей немца! - это молит тебя дитя. Убей немца! - это кричит родная земля. Не промахнись. Не пропусти. Убей!"
"Советский народ не только умеет, но и любит воевать!.
Клемент Ворошилов
Вот поэтому Коля Десятниченко, посмевший попросить прощение у немцев, для половины россиян стал персональным врагом. Совок - это коронавирус России.
"Правда остается правдой, ложь становится историей".
Авраам Линкольн
p.s. 24 февраля 1939 года, к очередной годовщине создания Красной Армии, главная правительственная газета "Известия" опубликовала большую статью под примечательным названием "Войны справедливые и несправедливые". Вывод, к которому подводили читателя, был предельно прост: любая война, которую поведёт страна победившего пролетариата, будет справедливой. И вот почему:
"Защищая свою Родину и уничтожая неприятельские войска на той территории, откуда они пришли, Красная Армия помогает порабощённым классам свергнуть власть буржуазии, освободиться от капиталистического рабства. Такая война вдвойне и втройне справедлива".
Заканчивалась же статья такими словами: "Советский народ знает, что предстоящая война будет весьма напряжённой, ожесточённой. ….И он сделает всё необходимое, чтобы в союзе со всеми народами, в кратчайший срок и малой кровью положить конец фашистскому варварству, покончить с ним, покончить с тем строем, который порождает несправедливые войны".
Хотят ли русские войны -
вопрос открытый для страны...
С серпом и молотом венчаясь,
безропотно склонила выю.
С душой славянскою прощаясь,
Сион обняла, как Мессию.
Отмучась семь десятков лет
и канув в Лету. Как в клозет.
Хотят ли русские... Согласен!
С советскими вопрос не ясен...
pp.s. "Каждый час, посвященный ненависти - вечность, отнятая у любви." Карл Людвиг Бёрне