сразу же перебивает.
Хорошо говно с ним кушать,
изо рта ведь вырывает.
Когда ему давали слово,
то Цицерона воплощал.
И как Джакомо Казанова,
он очень долго не кончал.
Гордон: "К Соловьёву у меня одна претензия - у меня глубокое чувство вины, которое заключается в том, что именно я и привёл его на телевидение".
Соловьев берет интервью у одного из оппозиционеров. Задает вопрос, затем перебивает, сам на него отвечает и потом приводит это интервью в качестве доказательства, что вся оппозиция несет какую-то ересь.
Соловьев стоит напротив зеркала:
- Мразь! Мразь! Все мрази! Эй ты мразь иди сюда!
Скабеева:
- Володя, ты чего?
- Отойди, Оля, не мешай! Не видишь, речь готовлю!
"Я считаю, что в свое время был ошибкой вывод советских войск из Афганистана. Я бы послал туда своего сына, да и я туда пытался поехать сам... И своих детей я бы и в Сирию отправил. Нет, не с камерой. С автоматом!".
(у Соловьева восемь детей рожденных от трех женщин)
Соловьев: "Наше время - время орущих злобных карликов. Почему-то море бездарностей решило, что их мнение хоть что-то значит и мир обязан о нем узнать. Все их достижения сводятся к потугам нагадить, отметиться язвительной дрянью, грязной руганью. С интонациями Васисуалия Лоханкина они завывают в пароксизмах "интеллектуальной" критики, сбиваясь в стаи и накидываясь на несогласных с их тупой истерией. Мухи, тупые мухи. Как кумушки пришептывают имена интеллектуалов и ужасаются свершениям других. Кто их вспомнит через пару лет? Никто. Они не новость. Такие ничтожества были во все времена. Интеллектуальная перхоть, лишенная дара созидания и истерично ненавидящая чужую силу и талант".
Если бы Соловьев взял фамилию отца, то стал бы Виницковским, а если бы фамилию матери, то стал бы Шапиро. Но он выбрал себе свою личную фамилию.
